Олеся

Из всех путешествий, что были в моей жизни, пожалуй, самым странным, если не сказать дурацким, была поездка в городок Себеж. Прежде всего, я напрочь не помню, зачем мы туда ездили. Отвозили небольшую группку учеников нашей школы то ли на экскурсию, то ли на какую-то конференцию, то ли в лагерь на каникулы.

Запомнил я, в основном, дорогу - образ, традиционный для русской литературы. Блюли мы эту традицию то ли в плацкартных, то ли общих вагонах. А, припоминаю - туда мой близкий друг и коллега, учитель английского языка, вез пацанов - их всего-то было человек пять или шесть - в плацкартном вагоне, а мне достался билет в общем. До ночи я просидел в эрзац-купе у Игорька под посапывание молодой поросли, а отправившись, наконец, на собственную третью полку (кто жил ТАМ в 70-е, поймет, о чем я), с удивлением, обнаружил, что юноша, занимавший вторую полку, куда-то исчез с вещами. Я, конечно же, переместился туда и ночь провел по-королевски, а утром выяснилось, что парень ночевал в соседнем отсеке, потому что обитатели нашего отсека с пьяных глаз набили ему физиономию. Впрочем, там он поутру нашел себе друзей и всю оставшуюся дорогу, визжа от восторга, дулся с ними в карты.

   Сам Себеж я почти не помню. Много лет спустя узнал, что до войны он был еврейским местечком, но в те годы это вряд ли во мне многое всколыхнуло бы.

  А вот озеро помню. Безумно красивое, все оно мне казалось не Себежем, а Китежем - вот-вот распахнется и... сколько я ни бродил вокруг, сколько ни смотрел на него, так и не распахнулось.

   Не помню, кому уже мы сдали детей с рук на руки, но назад мы с Игорем ехали вдвоем.  На какой-то узловой станции выяснилось, что стоянка продлится около часа, и мы двинулись по пиву. В привокзальном шалмане разговорились с местными мужиками. Не помню уже, в каком контексте речь зашла об иностранных языках.

- И чо, по-германски шпрехаете? - был нам задан вопрос.

   Прежде чем Игорь успел меня остановить, я начал живо излагать свои скудные знания немецкого языка. Наконец, бледный и мрачный Игорь все же одернул меня и показал на часы.

   - Да-а, надо идти, - перешел я на русский. - Счастливо, ребята".

Когда мы направились к выходу, за спиной кто-то из наших недавних собеседников, чтобы не сказать "собутыльников", громко объявил:

 - Ну чо, пошли латышей бить?

  Он, конечно, употребил другой глагол вместо  "бить", но читатель, обладающий богатым воображением, поднапрягшись, догадается, какой.

   "Интересно, каких это латышей они собираются дубасить "? -  подумал я.

- Латыши - это мы, - угадал мои мысли мой друг. - Здесь рядом граница с Латвией, там все знают немецкий. По знанию немецкого их местные и выявляют. Я свой паспорт принципиально показывать не буду, - мрачно заключил чистокровно русский Игорь.

  - Я могу показать, но вряд ли это сильно поможет, - отозвался я.

  - Эй, мужики! - раздался голос сзади. Мы обернулись. Их было шестеро. Все в состоянии полной боеготовности.

 - Не, ну, правда, откуда вы?!

- Да из Москвы мы, из Москвы! - раздраженно отвечал Игорь. - И в Москву возвращаемся! Вон наш поезд стоит! И, повернувшись спиной к ораве ксенофобов, он решительно зашагал к платформе.  Я потрусил за ним.

  - Ну, бывайте... - донеслось нам в спину.

   В вагоне, на сей раз плацкартном, нас ждал сюрприз. Места в соседних отсеках, равно, как и в нашем, за исключением моего и Игорька, оказались занятыми компанией каких-то ПТУ-шников

   Едва войдя в свой вагон, мы услышали гитарный перебор, а затем:

Олеся, Олеся, Олеся!,
Так птицы кричат
В поднебесье.
Олеся, Олеся, Олеся.
Останься со мною, Олеся.

  А потом была пьянка, разговоры, разборки. Мы лежали на своих верхних полках, тщетно пытаясь уснуть. Иногда нам это удавалось, но тут в наш сон врывалось: Олеся, Олеся, Олеся!

. И гитара, гитара, гитара. И так каждые полтора-два часа. На наши просьбы угомониться они ржали. Их было много, а нас двое. Наконец, часа в два ночи в последний раз прозвучал призыв :

"Останься со мною, Олеся,
Как сказка, как чудо, как песня.

И рабочая молодежь перестала курОЛЕСИть.

До семи утра.  В семь "Олеся" подняла нас на ноги и теперь не отпускала уже вплоть до въезда в Москву.

  Причем включительно. Потому что уже в Москве мы, ускоряя шаг, шагали по перрону, а "Олеся" гналась за нами, вырываясь из глоток наших так и не протрезвевших попутчиков. 

   ***

  Прошли годы. Уже находясь в Израиле, я узнал, что у Игорька случился инсульт.  У автобусной остановки. Больше часа он пролежал на земле, а народ переступал через него, принимая его за пьяного. Самое удивительное, что он сумел оклематься. И даже трижды приезжал ко мне в Израиль, называя его своим вторым домом. Да и в Москве мы с ним виделись в каждый мой приезд.

  Потом наш общий друг сообщил мне, что Игорька больше нет. Вообще-то я очень редко плачу, но тут...

   "Благословен ты, Господь, Бог наш, Царь вселенной, Который даровал нам жизнь, и поддержал нас и дал нам дожить до этого времени! " - заканчиваю я праздничное благословение, после чего мы с женой омываем руки и начинаем наше празднество в сукке.

  Если пройтись по кварталу, то там, то здесь, можно увидеть белые полотняные будочки - сукки. Квартал смешанный, но и многие нерелигиозные празднуют. К тому же сегодня еще и шабат, расслабляемся. Погоды стоят сказочные... Жара спала, а городок наш в нескольких километрах от моря и это тоже чувствуется.

А в коттедже напротив своя гулянка. Там врубили колонки и, оглушая временных обитателей суккот, в ночь несутся шедевры российской эстрады. 

  Обычно, когда в этом доме пиршество, мы не слышим - наши окна выходят на другую сторону. Однажды только я, гуляя с собакой, слышал, как хозяин дома орал, споря с гостями: "Что я вам, еврей что ли?" Только не спрашивайте, пожалуйста, как эти все попали в Израиль. Лучше меня знаете.

   А сегодня вот приходится слушать - не уходить же из сукки!
И вдруг колонки затихают. Мы с женой счастливы - можно услышать собственные голоса!

  Фиг вам! Вернее, нам! На смену музыкальным записям начинается хоровое пение.  Нестройное. С преобладанием женских голосов:

Живёт в белорусском полесье
Кудесница леса - Олеся.
Считает года по кукушке,
Встречает меня на опушке

Припев:
Олеся, Олеся, Олеся!
Так птицы кричат,
Так птицы кричат,
Так птицы кричат...

    Игорю удалось ускользнуть, а меня, похоже, все-таки догнали!